Неточные совпадения
— Кто, Михеев умер? — сказал Собакевич, ничуть не смешавшись. — Это его
брат умер, а он преживехонький и стал здоровее прежнего. На днях такую бричку наладил, что и в Москве не сделать. Ему, по-настоящему, только на одного государя и работать.
Следовало бы тоже принять во внимание и прежнюю жизнь человека, потому что, если не рассмотришь все хладнокровно, а накричишь с первого раза, — запугаешь только его, да и признанья
настоящего не добьешься: а как с участием его расспросишь, как
брат брата, — сам все выскажет и даже не просит о смягчении, и ожесточенья ни против кого нет, потому что ясно видит, что не я его наказываю, а закон.
Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» [«Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).] и т.п. Он произносил их в совершенстве, с
настоящим парижским шиком,и в то же время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», [Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б я имел» (фр.).] «absolument» [Безусловно (фр.).] в смысле: «непременно», словом, выражался на том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу
братью, что мы говорим на их языке, как ангелы, «comme des anges».
Выдумывать было не легко, но он понимал, что именно за это все в доме, исключая
Настоящего Старика, любят его больше, чем
брата Дмитрия. Даже доктор Сомов, когда шли кататься в лодках и Клим с
братом обогнали его, — даже угрюмый доктор, лениво шагавший под руку с мамой, сказал ей...
— Он — двоюродный
брат мужа, — прежде всего сообщила Лидия, а затем, в тоне осуждения, рассказала, что Туробоев служил в каком-то комитете, который называл «Комитетом Тришкина кафтана», затем ему предложили место земского начальника, но он сказал, что в полицию не пойдет. Теперь пишет непонятные статьи в «Петербургских ведомостях» и утверждает, что муза редактора —
настоящий нильский крокодил, он живет в цинковом корыте в квартире князя Ухтомского и князь пишет передовые статьи по его наущению.
Она принадлежит Старджису, представителю в
настоящее время американского дома Russel и C˚ в Маниле, еще Мегфору, который нас возил, и вдове его
брата.
— Да очень просто: взяла да ушла к
брату… Весь город об этом говорит. Рассказывают, что тут разыгрался целый роман… Вы ведь знаете Лоскутова? Представьте себе, он давно уже был влюблен в Надежду Васильевну, а Зося Ляховская была влюблена в него… Роман,
настоящий роман! Помните тогда этот бал у Ляховского и болезнь Зоси? Мне сразу показалось, что тут что-то кроется, и вот вам разгадка; теперь весь город знает.
— Да,
настоящим русским вопросы о том: есть ли Бог и есть ли бессмертие, или, как вот ты говоришь, вопросы с другого конца, — конечно, первые вопросы и прежде всего, да так и надо, — проговорил Алеша, все с тою же тихою и испытующею улыбкой вглядываясь в
брата.
— Ну не говорил ли я, — восторженно крикнул Федор Павлович, — что это фон Зон! Что это
настоящий воскресший из мертвых фон Зон! Да как ты вырвался оттуда? Что ты там нафонзонил такого и как ты-то мог от обеда уйти? Ведь надо же медный лоб иметь! У меня лоб, а я,
брат, твоему удивляюсь! Прыгай, прыгай скорей! Пусти его, Ваня, весело будет. Он тут как-нибудь в ногах полежит. Полежишь, фон Зон? Али на облучок его с кучером примостить?.. Прыгай на облучок, фон Зон!..
Оттого у Петра Васильевича и не было, как у его
брата, рядом с православием и славянизмом, стремления к какой-то гуманно-религиозной философии, в которую разрешалось его неверие к
настоящему.
Настоящее его имя было Иван Макаров, но
брат Степан с первого же раза прозвал его Ванькой-Каином. Собственно говоря, ни проказливость нрава, ни беззаветное и, правду сказать, довольно-таки утомительное балагурство, которыми отличался Иван, вовсе не согласовались с репутацией, утвердившейся за подлинным Ванькой-Каином, но кличка без размышления сорвалась с языка и без размышления же была принята всеми.
— И напечатано, а я не верю. Коли напечатано, так всему и верить? Всегда были рабы, и всегда будут. Это щелкоперы французы выдумали: перметте-бонжур да коман ву порте ву [позвольте, здравствуйте, как вы поживаете (фр.).] — им это позволительно. Бегают, куцые, да лягушатину жрут. А у нас государство основательное,
настоящее. У нас,
брат, за такие слова и в кутузке посидеть недолго.
— Тебя? — произнес запорожец с таким видом, с каким говорит дядька четырехлетнему своему воспитаннику, просящему посадить его на
настоящую, на большую лошадь. — Что ты будешь там делать? Нет, не можно. — При этом на лице его выразилась значительная мина. — Мы,
брат, будем с царицей толковать про свое.
Брат мой был человек исключительной доброты, но одержимый
настоящими припадками бешенства.
Объяснение отца относительно молитвы загорелось во мне неожиданной надеждой. Если это верно, то ведь дело устраивается просто: стоит только с верой, с
настоящей верой попросить у бога пару крыльев… Не таких жалких какие
брат состряпал из бумаги и дранок. А
настоящих с перьями, какие бывают у птиц и ангелов. И я полечу!
У Прорыва в несколько дней вырос
настоящий лагерь. Больше сотни рабочих принялись за дело опытною рукою. С плотничьей артелью вышел
брат Емельян и сделался правою рукою Галактиона.
Братья всегда жили дружно.
Теперь он был почти трезв и плакал над больным
настоящими слезами, точно над родным своим
братом.
«Это,
брат ты мой, — воскликнул он со свойственною ему порывистой певучестью в голосе, — эта девушка — изумительное, гениальное существо, артистка в
настоящем смысле слова, и притом предобрая».
— Родной
брат будет Петру-то Елисеичу… — шепнула на ухо Катре слабая на язык Домнушка. — Лет, поди, с десять не видались, а теперь вот пришел. Насчет воли допытаться пришел, — прибавила она, оглядываясь. — Эти долгоспинники хитрящие… Ничего спроста у них не делается.
Настоящие выворотни!
— А мое мнение, не нам с тобой,
брат Николай Степанович, быть строгими судьями. Мы с тобой видели, как порывались молодые силы, как не могли они отыскать
настоящей дороги и как в криворос ударились. Нам с тобой простить наши личные оскорбления да пожалеть о заблуждениях — вот наше дело.
— У Кергеля этого,
брат, всегда фраза, везде и во всем, а
настоящего дела нет! — говорил сильно уже подвыпивший Живин.
Часов в десять утра к тому же самому постоялому двору, к которому Вихров некогда подвезен был на фельдъегерской тележке, он в
настоящее время подъехал в своей коляске четверней. Молодой лакей его Михайло, бывший некогда комнатный мальчик, а теперь малый лет восемнадцати, франтовато одетый, сидел рядом с ним. Полагая, что все злокачества Ивана произошли оттого, что он был крепостной, Вихров отпустил Михайлу на волю (он был родной
брат Груши) и теперь держал его как нанятого.
Прокурор не ездил обыкновенно к
брату на эти вечера, но в
настоящий вечер приехал, потому что Виссарион, желая как можно более доставить удовольствия и развлечения гостям, выдумал пригласить к себе приехавшего в город фокусника, а Иларион, как и многие умные люди, очень любил фокусы и смотрел на них с величайшим вниманием и любопытством.
— Скоро, пожалуй, и
настоящее заведенье откроешь, ученика возьмешь, — поощрял его Поваляев, — нашему
брату и в Москву обшиваться ездить не придется — свой портной будет! А все-таки, друг любезный, елей и вино разрешить нужно — тогда во всей форме мастеровой сделаешься!
— Да что обидно-то? Разве он тут разгуляется? Как же! Гляди, наши опять отберут. Уж сколько б нашего
брата ни пропало, а, как Бог свят, велит амператор — и отберут. Разве наши так оставят ему? Как же! Hа вот тебе голые стены; а шанцы-то все повзорвали… Небось, свой значок на кургане поставил, а в город не суется. Погоди, еще расчет будет с тобой
настоящий — дай срок, — заключил он, обращаясь к французам.
— Очень хорошо, Алехан, по совести могу сказать, что прекрасно, — говорил Гурьев, восторженно тряся головою. — Ты с каждым днем совершенствуешься. Пиши,
брат, пиши, это твое
настоящее и великое призвание.
— Огурчики-то,
брат, нынче не удались! Корявые да с пятнами — нет
настоящего огурца, да и шабаш! Видно, прошлогодними будем питаться, а нынешние — в застольную, больше некуда!
— Я? Солдат, самый
настоящий солдат, кавказский. И на войне был, а — как же иначе? Солдат для войны живет. Я с венграми воевал, с черкесом, поляком — сколько угодно! Война,
брат, бо-ольшое озорство!
Один приходился ей близким человеком: это был ее
брат, Матвей Дышло, родной правнук Лозинского-Шуляка, бывшего гайдамака, — человек огромного роста, в плечах сажень, руки, как грабли, голова белокурая, курчавая, величиною с добрый котел, —
настоящий медведь из пущи.
— Крестился бы ты, — помрёшь скоро уж! Дали бы тебе русское имя. Пора,
брат, нам о
настоящем думать.
— Вот и он! — радостно вскричал дядя, увидев меня. — Илюша,
брат, стихи приготовил — вот неожиданность,
настоящий сюрприз! Я,
брат, поражен и нарочно за тобой послал и стихи остановил до прихода… Садись-ка возле! Послушаем. Фома Фомич, да ты уж признайся, братец, ведь, уж верно, ты их всех надоумил, чтоб меня, старика, обрадовать? Присягну, что так!
— Эх, голова, голова ты, Василий Васильич! — возразил столоначальник. — Умней тебя, кажется, в трех столах не найдешь, а и ты мелко плаваешь. Я,
брат, на своем веку довольно видел материала, из которого выходят
настоящие деловые люди да правители канцелярии; в этом фертике на волос нет того, что нужно. Что умен-то да рьян, — а надолго ли хватит и ума и рьяности его? Хочешь, об заклад на бутылку полынного, что он до столоначальника не дотянет?
— Надо,
брат, эту темноту-то свою белоглинскую снимать с себя, — говорил Вукол Шабалин, хлопая Гордея Евстратыча по плечу. — По-настоящему надо жить, как прочие живут… Первое, одеться надо как следует. Я тебе порекомендую своего портного в Петербурге… Потом надо компанию водить
настоящую, а не с какими-нибудь Пазухиными да Колпаковыми. Тут,
брат, всему выучат.
— Чего ты ревешь, корова?.. — закричал он, схватывая Аришу за руку. — Ишь, распустила нюни-то… Ласки не понимаешь, так пойми, как с вашим
братом по-настоящему обращаются.
— А у Вукола вон какой домина схлопан — небось, не от бедности! Я ехал мимо-то, так загляденье, а не дом. Чем мы хуже других, мамынька, ежели нам Господь за родительские молитвы счастье посылает… Тоже и насчет Маркушки мы все справим по-настоящему, неугасимую в скиты закажем, сорокоусты по единоверческим церквам, милостыню нищей
братии, ну, и ты кануны будешь говорить. Грешный человек, а душа-то в нем христианская. Вот и будем замаливать его грехи…
— Нельзя было… по малости ковырял, а чтобы
настоящим делом — сила не брала, Гордей Евстратыч. Нашему
брату несподручное дело с такой жилкой возиться… надо капитал… с начальством надо ладить… А кто мне поверит? Продать не хотелось: я по малости все-таки выковыривал из-под нее, а что мне дали бы… пустяк… Шабалин обещал двадцать целковых.
— Полно, матушка!
Брат настоящее говорит: не о чем ей убиваться! — сказал Василий, представлявший все тот же образец веселого, но пустого, взбалмошного мужика. — Взаправду, не о чем ей убиваться, сама же ты говорила, топил он ее в слезах, теперь уж не станет.
Прежде чем мы, чумазые, выбьемся на
настоящую дорогу, много нашего
брата ляжет костьми!
Он вынул из кармана тетрадку и подал ее
брату. Статья называлась так: «Русская душа»; написана она была скучно, бесцветным слогом, каким пишут обыкновенно неталантливые, втайне самолюбивые люди, и главная мысль ее была такая: интеллигентный человек имеет право не верить в сверхъестественное, но он обязан скрывать это свое неверие, чтобы не производить соблазна и не колебать в людях веры; без веры нет идеализма, а идеализму предопределено спасти Европу и указать человечеству
настоящий путь.
— Ничего не страшно!.. Я во многих острогах был… в разных городах… Я,
брат, к господам прилип там… И барыни были тоже…
настоящие! На разных языках говорят. Я им камеры убирал! Весёлые, черти, даром что арестанты!..
— Экой ты,
брат, малодушный! Али мне его не жалко? Ведь я
настоящую цену ему знал, а ты только сыном был. А вот не плачу я… Три десятка лет с лишком прожили мы душа в душу с ним… сколько говорено, сколько думано… сколько горя вместе выпито!.. Молод ты — тебе ли горевать? Вся жизнь твоя впереди, и будешь ты всякой дружбой богат. А я стар… и вот единого друга схоронил и стал теперь как нищий… не нажить уж мне товарища для души!
— Раз приходит помощник смотрителя тюрьмы Алексей Максимыч, хороший старичок, любил он меня, всё сокрушался. «Эх, говорит, Ляпин, — моя фамилия
настоящая Ляпин, — эх, говорит,
брат, жалко мне тебя, такой ты несчастный есть…»
— Он самый, барин. Да еще Горчак с Разбойником… Тут нашему
брату сплавщику
настоящее горе. Бойцы щелкают наши барочки, как бабы орехи. По мерной воде еще ничего, можно пробежать, а как за пять аршин перевалило — тут держись только за землю. Как в квашонке месит… Непременно надо до Кумыша схватиться и обождать малость, покамест вода спадет хоть на пол-аршина.
— Ну,
брат! — сказал Ижорской, когда Рославлев сел на лошадь, — смотри держись крепче: конь черкесской,
настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так со всяким чертом сладишь. Ей, Шурлов! кинь гончих вон в тот остров; а вы, дурачье, ступайте на все лазы; ты, Заливной, стань у той перемычки, что к песочному оврагу. Да чур не зевать! Поставьте прямо на нас милого дружка, чтобы было чем потешить приезжего гостя.
Сестра моя и
брат, оба меня моложе, остались в Симбирской губернии, в богатом селе Чуфарове, у двоюродной тетки моего отца, от которой в будущем ожидали мы наследства; но в
настоящее время она не помогала моему отцу ни одной копейкой и заставляла его с семейством терпеть нередко нужду: даже взаймы не давала ни одного рубля.
Довольно рано, часов в десять, только что затемнело по-настоящему, нагрянули мужики с телегами и лесные
братья на экономию Уваровых. Много народу пришло, и шли с уверенностью, издали слышно было их шествие. Успели попрятаться; сами Уваровы с детьми уехали, опустошив конюшню, но, видимо, совсем недавно: на кухне кипел большой барский, никелированный, с рубчатыми боками самовар, и длинный стол в столовой покрыт был скатертью, стояли приборы.
Наш
брат, русский человек, любит почавкать, — начинает Фридрих Фридрихович, давая вам чувствовать, что когда он десять минут назад называл себя немецким человеком, то это он шутил, а что, в самом-то деле, он-то и есть
настоящий русский человек, и вслед за этой оговоркой Шульц заводит за хлебом-солью беседу, в которой уж гостю приходится только молчать и слушать Фридриха Фридриховича со всяческим, впрочем, правом хвалить его ум, его добродетель, его честность, его жену, его лошадь, его мебель, его хлеб-соль и его сигары.
— Ольга не считала свою любовь преступлением; она знала, хотя всячески старалась усыпить эту мысль, знала, что близок ужасный, кровавый день… и… небо должно было заплатить ей за будущее — в
настоящем; она имела сильную душу, которая не заботилась о неизбежном, и по крайней мере хотела жить — пока жизнь светла; как она благодарила судьбу за то, что
брат ее был далеко; один взор этого непонятного, грозного существа оледенил бы все ее блаженство; — где взял он эту власть?..
Тут Настя кланялась и свекру-батюшке, и свекрови-матушке, и мужу, и
брату своему, глотала вино, когда к ней приставали: «Пригубь, княгиня молодая», безропотно давала свои уста Гришке, когда говорили: «горько», «кисло», «мышиные ушки плавают», и затем сидела безмолвным истуканом, каким ее видели в начале
настоящей главы.
— Вот это так! Вот это
настоящее,
брат Мюллер!